Одна из самых великих песен (3 страница)

Известно, что композитор вначале хотел создать для них романс или любовный дуэт. Но, отказавшись от этого намерения, он вновь прибег к символике, связанной с центральной песней фильма. Вместе с режиссером композитор разработал сцену, в которой Мартынов обучает -Мэри петь по-русски с помощью гимнической поэмы о Советской родине. Пение сближает двух цирковых артистов — американку и русского. Сам композитор назвал этот эпизод "музыкальным рассказом о нашей Родине", внимая которому, Марион Диксон переживает светлые минуты вхождения в новый мир.

Но драматургическая роль песни в данной сцене еще далеко не исчерпана. Последние слова припева герои поют под доносящийся из другой комнаты плач маленького негритенка — сына американской актрисы. Мартынов с наивной откровенностью старается не слышать плача. Но Мэри буквально трепещет — она боится, что ее тайна раскроется. Она отстраняет Мартынова от рояля и начинает играть бурную фортепианную фантазию на тему "Песни о Родине", пытаясь заглушить плач ребенка... Заглушить? Не только! Ведь эта фантазия утверждает и развивает музыкальный рассказ Мартынова! Она похожа на каденцию фортепианного концерта, когда на слушателя обрушивается каскад аккордов. Интонации "Песни о Родине", затейливо преобразовываясь, звучат раскованно, уверенно, броско. Но вот ребенок успокаивается, и "мелодия звучит нежно, умиротворенно...

Эта сцена заключала в себе один "секрет", впоследствии раскрытый режиссером фильма. Артист Сергей Столяров, исполнявший роль •Мартынова, не умел петь, и Григорий Васильевич Александров напевает вместо него за кадром. А фортепианную фантазию вместо Любови Орловой играл для фонограммы сам Исаак Осипович Дунаевский! Слушатель имеет возможность убедиться, каким он был прекрасным пианистом.

Кажется, "Песня о Родине" уже полностью выполнила свою драматургическую роль в этой сцене. Ничего подобного! Ведь она еще не прозвучала в полную силу. Дунаевскому и Александрову важно довести центральный мотив до кульминации. И они это осуществляют.

- Пой! — просит Мэри Мартынова, когда в комнате наступает тишина.

- Не умею, — грустно отвечает он.

- Пой, Петрович! — В голосе Мэри ласковая настойчивость.

- Если бы я умел петь! — с неожиданной тоской восклицает Мартынов. — Как бы я спел!

И выбегает из комнаты. В это время раздаются мощные звуки симфонического оркестра: звучит третье по счету вступление к "Песне о Родине" — величавое, всем нам теперь хорошо знакомое, ставшее каноническим6. И сильный, красивый баритон начинает припев, резко обрывая его в самый напряженный момент — на строке "Я другой такой страны не знаю". Эта часть музыкальной фразы имеет особую редакцию, предназначенную только для данного эпизода, — она не использована в окончательном варианте песни, где момент психологического напряжения отсутствует. Но в фильме в упомянутой сцене точно передано состояние Мартынова, который мучительно хочет, но не может так спеть песню. И мелодию (без пения) заканчивает оркестр с солирующим фортепиано. Невидимый певец, чей голос звучит за кадром, — это солист Всесоюзного радиокомитета Даниил Васильевич Демьянов. Именно ему было суждено стать первым профессиональным исполнителем "Песни о Родине". Яркое, сильное звучание голоса певца подсказало Дунаевскому мысль, что широта распева требует монументального оркестрового вступления к песне. Так Демьянов невольно стал инициатором той "вводной части", которая сейчас известна всему миру. Он, кстати, первым и записал песню на пластинку — эпически мощно и просветленно спел ее в сопровождении Хора имени Глинки и оркестра под управлением Дунаевского, спел в первоначальной редакции, оттенив тот самый кульминационный момент в припеве, от которого композитор впоследствии отказался. Пластинка была выпущена буквально вслед за кинофильмом "Цирк", в 1936 году.

Но уж коли зашла речь о взаимовлиянии композитора и исполнителя, нельзя не вспомнить прославленного певца нашего времени Марка Осиповича Рейзена, год спустя после Демьянова сделавшего подряд две записи "Песни о Родине": одну — для большой пластинки, другую (без вступления) — для средней. Предварительно поработав с Дунаевским, Рейзен попросил его досочинить оркестровый эпизод между величавым припевом, с которого вопреки традиции начинается песня, и маршевым запевом. И когда композитор выполнил желание певца, выяснилось, что песня значительно выиграла: теперь переход от широкого распева к маршу и от одной ладотональности к другой был уже не крутым, а плавным, закономерно подготовленным.

Вернемся к фильму. Когда в 1970 году создавалась его новая звуковая редакция, художественные функции центральной песни оказались кое-где нарушенными — в ущерб драматургии.