страница 4

другой стороны, пытается "прочитать" песню по-своему. Сосредоточившись, подобно Балакиреву, на драматическом пафосе песни, Дунаевский в то же время учитывает ее симфонически-изобразительное решение Глазуновым и одновременно в какой-то степени "полемизирует" с Ф. Кенеманом, в чьей обработке "Эй, ухнем!" получила наибольшую известность благодаря исполнению Ф. Шаляпина. Собственно говоря, это не столько "полемика", сколько желание нарушить привычность слушательского восприятия. У Кенемана вместо вступления - единственный аккорд, предваряющий размеренное движение, переходящее потом в суровую поступь (прием чисто изобразительный, заимствованный у Глазунова). Дунаевский же считает нужным начать песню с музыкальной заставки - и вот перед нами четырехтактное вступление, варьирующее фразу "Еще разик, еще раз", вступление, создающее настроение неизбывной скорби, из которой постепенно вызревает гнев (пример 1).

          По ассоциации вспоминается песня, написанная Дунаевским несколько лет спустя для кинофильма "Волга-Волга":

          И слезами катилася Волга,

Необъятная наша река...

          В отличие от Кенемана, написавшего к "Эй, ухнем!" аккомпанемент, который в основном как бы рисует труд бурлаков, Дунаевский стремится не только передать суровое величие этого труда, но и оттенить элементы бунтарства, свойственные коллективному герою волжской песни. Отсюда эти "набатные" интонации, которые буквально пронизывают весь его аккомпанемент (примеры 2 и 3).

          И вот в наши дни, слушая, как Евгений Нестеренко поет в обработке Дунаевского песню "Эй, ухнем!", мы с особой остротой ощущаем восторженное преклонение композитора перед мощью и духовной красотой русского народа и понимаем, как возникали его песни, взошедшие на народной почве и принятые народом как свои собственные.

          Прежде всего обратим внимание на "Песню о Родине", чье интонационное родство с народной волжской песней "Из-за острова на стрежень" не подлежит никакому сомнению. Не случайно Поль Робсон, включавший "Песню о Родине" в программу почти всех своих концертов, не отделял ее от русских народных песен:

          "В числе русских народных песен я исполняю "Песню о Родине". Найдутся люди, которые возразят, что это - не "народное" искусство в общепринятом понимании. Но я отстаиваю свою точку зрения. Народ принял эту песню в свое сердце и сделал ее поистине своей, и она стала такой же народной, как песня о Миссисипи в Америке"7.

          Естествен интерес Дунаевского к поэтам, в чьих стихах ярко выражено национальное начало. Он очень огорчался, что ему не довелось систематически сотрудничать с Михаилом Исаковским (на его тексты написаны лишь песни к кинофильму "Кубанские казаки", да еще два-три романса), и не переставал надеяться на будущий творческий союз с ним. С ревнивым чувством относился композитор к тем стихам поэта, которые, как казалось ему, не нашли достойного музыкального воплощения. Любопытна в этом отношении история песни "Не тревожь ты себя, не тревожь". Обаятельную, немного чувствительную мелодию к стихам Исаковского вначале сочинил В. Соловьев-Седой, и в исполнении Клавдии Шульженко песня приобрела очень большую известность. Дунаевский не мог понять причины столь большой популярности песни. Он считал, что Соловьев-Седой затушевал лирические и юмористические строки, содержащиеся в стихотворении Исаковского, и этим исказил его смысл. Дунаевский сочинил новую мелодию - лирико-юмористическую, в которой явно прослушиваются отголоски частушечных напевов. И хотя, по свидетельству лектора-музыковеда Г. Назарьяна, песня Дунаевского пользовалась успехом на его авторских концертах, в народе до сих пор бытует все-таки мелодия Соловьева-Седого. Поучительность же этой истории в том, что, терпя порой