страница 8

фильма полностью поверили бы в душевное обновление Никитиной. Здесь нельзя миновать некоторые формально отвлекающие подробности, ибо без них кульминация "движения к Глинке" теряет всякий смысл. Начнем с того момента, когда Никитина, завороженная необычной обстановкой и ласковой настойчивостью Громова, поддается какому-то внутреннему гармоническому чутью и уже почти готова приступить к "репетиции" любовной сцены... К этому ее как бы "провоцирует" удивительно нежная мелодия, звучащая на фоне их разговора. Но вдруг в оркестре появляется страстная музыкальная фраза: Дунаевский процитировал знаменитую секвентно расширяющуюся тему Татьяны из оперы Чайковского "Евгений Онегин". Поразительно многозначной оказалась эта цитата. Она снимает налет "репетиционности" с любовной сцены и придает ей реальный, жизненный характер. Она в то же время и прерывает эту сцену, не давая возможности нашим героям открыто проявить свои чувства. Она далее вроде бы вносит смятение в тот волшебно-трепетный мир искусства, где царят Красота и Поэзия. "Что это?" - спрашивает изумленная Никитина. "Наше время кончилось, - отвечает ей озадаченно Громов. - Здесь начинается другая съемка". Но тема Татьяны продолжает звучать, ее функции еще не исчерпаны. И выясняется, что "смятение" было мнимым, ибо оно повлекло за собой созидание - созидание еще более прекрасного поэтического мира. Мелодия Татьяны начинает аккомпанировать "живому" Пушкину, - он читает: "Как грустно мне твое явленье, весна, весна, пора любви..." И тогда Громов говорит Никитиной: "Пойдемте поближе". Начинается эпизод прохода по киностудии, сопровождаемый мелодией вступительного марша к фильму: "Товарищ, товарищ, в труде и в бою...". Но при чем здесь марш - он ведь выражает совсем иное настроение? Подождем с выводами, отметим пока следующее: свой солнечный марш композитор подает совсем в другом ключе - сейчас он звучит в исполнении малого состава оркестра, звучит тихо и таинственно, а солирующий бас-кларнет становится как бы "проводником" героев, увлекая их все дальше и дальше. "И в сердце дума заронилась; пора пришла, она влюбилась"... - продолжает читать Пушкин, и Дунаевский вновь уступает место Чайковскому. Но что случилось? На этот раз секвентная тема Татьяны при словах "И дождалась. Открылись очи..." зазвучала, скорее, по-глинкински: Дунаевский использовал металлофон примерно так, как Глинка иногда пользовался колокольчиками, чтобы не просто поддержать мелодию, а выразительно ее повторить... И снова возникает тема марша. Теперь она звучит с некоторыми вариационными изменениями, которые усиливают ощущения таинственности и заманчивости. Когда, казалось бы, должна наступить кульминация, Александров и Дунаевский неожиданно отодвигают ее. Композитор вводит тему своей песни "Жить нельзя без любви", на фоне которой Громов благодарит Никитину за "критику". Проход по студии ("движение к Глинке") продолжается. Опять марш в замедленном темпе, и опять заманчивое предвещание необычного - возможно,  с а м о г о   г л а в н о г о. И в тот момент, когда зритель-слушатель во второй раз приготовился к "взрывной" кульминации, она действительно наступает, но не взрывная, а лирическая, и потому - наиболее впечатляющая. Мы видим на экране "живого" Михаила Ивановича Глинку.. Сидя за роялем, он поет свой романс "Я помню чудное мгновенье", а рядом стоит "живая" Екатерина Керн и слушает его...

          Почему-то именно здесь возникает ощущение, что стирается грань между экранной романтической условностью и реальной достоверностью. Суть не во внешней похожести загримированного артиста на великого композитора, хотя это, несомненно, тоже очень важно. Глинка в фильме "Весна" притягивает чем-то другим, и прежде всего - голосом, необыкновенно