страница 3

Вы в дальнейшем еще должны подкрепить.

      Вы совершенно правильно заметили разницу между машинкой и собственным почерком. Но тут дело не только в этом, а в том, что нашу переписку я буду вести без участия секретаря, а это, в свою очередь, значит, что эта переписка становится моим глубоким личным делом.

      Я не могу отказать себе в желании обрушить на Вас мой гнев за упорный спор по поводу "ре-бемоль" в "Лунном вальсе". Что за дикая фантазия?! Не смейте этого делать.

      Я Вам точно послал то, что Вы у меня просили. Оказывается, что это у Вас было. А я думал, что доставлю Вам удовольствие посылкой нот.

      "Песня о стрелке" ("Пиши, не забывай") и "Застольные куплеты" отправляются Вам одновременно с этим письмом2. Слова "Стрелки" весьма "философичны". В общем, исполнение этой песни требует большой изящной простоты и выразительности.

      Ну, милая Людмила, буду кончать. Если среди буйного и сосущего восприятия отдыха и природы Вы вспомните меня, то напишите о себе побольше. Не смущайтесь тем, что я уезжаю. Вся корреспонденция будет мне переотправляться. Так что обязательно пишите, пока не получите моего адреса, на адрес ленинградский.

      Сердечно и нежно приветствую Вас. Жду Ваших нужных строк. А я в свою очередь обещаю об очень многом и об очень интересном с Вами разговаривать.

      Если не захотите писать, то черкните, остается ли Ваш московский адрес прежним, когда вернетесь на учебу.

      Будьте здоровы, счастливы. Отдыхайте хорошенько.

      И. Дунаевский

        P. S. После того как написал свое письмо, еще раз прочитал Ваше.

      Сообщаю для сведения: 1) Зовут меня Исаак Осипович. 2) "Dixi!" по-латыни значит "сказал". То есть, как у нас говорят, "Все!" А порох Ваш тут ни при чем. Когда латынь была в почете у древних, человечество еще не додумалось до этой штуки.

      Я надеюсь, что Вы поймете, что я шучу и что не собираюсь заниматься уроками лингвистики. Ваше письмо так обаятельно, что мне начинает казаться мое письмо слишком серьезным и нудным. Если это и Вам покажется, то это будет очень для меня неприятно. Тем более что по свойству своей натуры я умею и смешить.

      Dixi! ("Есть порох в пороховницах!")

     

        [27 июля 1937 г.]

      День начался хлопотливыми приготовлениями к встрече гостей. Летняя кухня ожила с раннего утра. Здесь царила пожилая, но удивительно подвижная женщина: она успевала делать несколько дел за раз и уследить в то же время и за плитой, у которой стояла раскрасневшаяся от жары девушка.

      - Мила, сковородка дымит, подбавь масла. Да посмотри в духовку, не подгорел ли пирог, - то и дело раздавался ее голос.

      С рынка же тащились корзинки, наполненные фруктами, овощами, зеленью и другими менее аппетитными на вид продуктами.

      Ко второму завтраку все было готово, и наступил период ожидания. Вот отворяется калитка, входит пожилой человек в очках. Он уже издали кричит:

      - Милочка! Тебе письмо!

      Девушка, легко сорвавшись, моментально достигает финиша. Она уже прыгает, стараясь достать письмо, поднятое как можно выше. Через некоторое время рука шутливо сдается, и девушка празднует победу. Взглянув на конверт, она исполняет нечто вроде дикого танца краснокожих и мчится в свою комнату. Надорвав конверт и вытащив ноты и письмо, заглядывает туда опять со смутной надеждой найти в опустевшем конверте еще чего-нибудь. Затем, проиграв песенки на пианино, читает письмо. Не успевает его кончить, как раздается:

      - Милочка! Встречай велосипедистов!

      - Сейчас, мама! - отвечает она и торопливо дочитывает оставшиеся строки. Кончив, бежит навстречу уже входящей в комнаты молодежи.

      - Велопробег Сталино - Щербиновка окончен! 90 километров труднейшего пути блестяще пройдены! - шутливо говорит возглавляющий.

      . . . . .