страница 20

дорогая, милая Людмила! Хоть Вы уже и старая (шутка ли - 31 год!), но Вы для меня остаетесь Людмилой молодой, радостной, смеющейся девушкой, тем более, что я просто не знаю, забыл, не знал и раньше Вашего отчества. И еще скажу Вам, что Вы в каждом своем письме подтверждаете именно это мое замечательное представление о Вас. И, читая Ваши письма, я чувствую себя влюбленным в Вас, как и раньше, в те давние дни, которые так живо стоят в моем сознании и воспоминания о которых, такие теплые и хорошие, Вы оставили, увы, без гроша внимания. (Меняю перо!)

      И вот сейчас, хотя и чувствую себя свиньей перед Вами, я спешу написать Вам под свежим впечатлением прочитанного письма. И заверяю Вас: это письмо мое нужно мне не меньше, чем Вам, потому что мне хочется Вам писать. Я чувствую себя свиньей, потому что мне обидно, что в выздоровлении Вашего сына я не сыграл никакой роли. И что пока я собирался выслать Вам стрептоцид, Ваш Юрик взял да и стал поправляться. А пока я соберусь выслать Вам спиральки, да еще какие-то мудреные, с пломбами, так Вы останетесь совсем без пищи. И истощавшая, голодная, Вы перестанете меня радовать своими письмами. Нет, нет! Я серьезно возьмусь за практические, житейские заботы о Вас, хотя и не приспособлен к ним.

      Я бесконечно рад, что Ваш сын поправляется. Ведь я - отец и понимаю это. Я вообще ужасно рад всякой Вашей радости. Это не слова! Это глубокая правда. Я хочу, чтобы Вам было хорошо. И сейчас я ни минутки не хочу задерживать письма, чтобы Вы поняли, как дорого мне общение с Вами. И сейчас я не отвечу Вам ни на какие Ваши просьбы описать свою личную жизнь. Я это сделаю с удовольствием. Но мне для этого потребовалось бы время, "нагуливание" (как Вы пишете) аппетита. А я не хочу задерживать моего привета Вам, моей радости по поводу Вас и всего, что с Вами.

      Посторонний человек может принять такие слова за любовь. А ведь мы с Вами бесполые, платонические корреспонденты. Любовь? Гм! Черт побери, как это называется! Может быть, я хочу, чтобы Вы были полностью увлечены мной? Может быть, я хочу, чтобы Вы светились великолепными ощущениями "транспространственного" общения со мной? Вы понимаете, Людмила, о чем я говорю? Я искренне и правдиво хочу, чтобы Вы взлетели из мрака и отчаяния. Это не игра в чувства. Это - опора для будущих взлетов и жизненных побед! Это - опора для Вашей измученной души. Вы - чудесная! В каждом слове Вашем я чувствую превосходного человека. И я протягиваю Вам на расстоянии все, что заключено в моем существе и отдаю Вам на распоряжение. Я хочу, чтобы Вы хотели жить и любить. Скажите: может быть, я пишу глупости? Может быть, Вас будет тяготить подобная терапия? Но именно призвание друга я понимаю как способствование жизни, как некоторый эликсир, впрыскиваемый нежной и заботливой рукой.

      В Вашем письме Вы отказались назвать меня другом. Значит, Вы так поняли мое письмо? Значит, Вы струсили и отступили? Ведь Ваше последнее письмо и холоднее и абстрактнее предыдущих. Вы прошли мимо моей трепетной горячности, хотя в Вашем письме есть много замечательного. Но оно от Вас, а не от нас. Вы не ответили на мои мысли, чувства и строчки, хотя хвалитесь, что выучиваете на память мои письма. И мне жаль, что мои чувства остаются не поднятыми Вами. Жаль не потому, что Вы можете не принять меня, а потому, что, мне кажется, именно в этом состоит та особая наша взаимность, которая составляет радость ни с кем не делимого, можно сказать, тайного общения наших душ. Что именно в этом общении и есть то особое ожидание чего-то замечательного, что составляет самый потайной и самый неведомый уголок твоей жизни. Все! Все, все я сказал. Ничего не желаю больше говорить.

      Но я хочу, чтобы Вы дорого ценили свою душу