страница 33

знать о всех сторонах Вашего существа. Но если что-то мне еще неизвестно, то это "что-то", даже если оно состоит из множества элементов, не может внести в мою душу и представление о Вас никаких колебаний, ибо основное и главное мне известно. А если я ошибаюсь, то это не имеет никакого значения до тех пор, пока Вы ко мне поворачиваетесь той стороной своего существа, которая мне нравится, которая влечет меня к поддержанию и укреплению наших взаимоотношений, таких, какие они есть. Если мне что-то перестанет в Вас нравиться, то я внесу поправку в свое представление о Вашем образе, но это нисколько не снимет той радости, которая у меня была до маленького разочарования. Если мне вообще вдруг покажется, что Вы не такая, какую я себе рисовал, то это тоже не заставит меня уничтожить Вас как образ, давший мне некогда радость и удовлетворение.

      Это не заставит меня сжечь Ваши письма, как я не сжег их даже тогда, когда, казалось, что Вы ушли из моего поля зрения навсегда. Мне кажется, что надо прежде всего уважать свои (!) чувства, свои ценности, накапливаемые в душе отражением или наличием чьего-нибудь образа. Главное не то, что есть на самом деле, а то, что живет в нашей душе, в нашем сердце, в нашем сознании. Это и есть в сущности единственная подлинная реальность. Все остальное в большей или меньшей степени есть условность, которую мы сами регулируем согласно нашим внутренним собственным побуждениям.

      Я Вам приведу простейшее доказательство этому: один и тот же человек может Вам нравиться, а мне - быть антипатичным. Спрашивается: где же абсолютная истина? Она - в нашем представлении, в нашем понимании одного и того же субъекта или явления.

      Перенося эти рассуждения на конкретную почву наших взаимоотношений, я и послал Вам отнюдь не негодующую, а упрекающую телеграмму, сущность которой заключается в том, что Вы могли бы давно уже закрепить представление обо мне как о личности.

      Я исключаю музыку как элемент представления, ибо здесь можно серьезно ошибаться. Музыка очень часто не соответствует качеству души и облика человека. Но письма... Это зеркало души, зеркало ума. Вы скажете, что человек может рисоваться, хотеть казаться лучше, чем он есть на самом деле. Но разве он не сможет делать то же самое и устно?

      Может быть, Вы обладаете таким слухом, что в разговоре уловите фальшивые ноты. Но надо обладать и душевным слухом, чтобы уметь читать письма. Очевидно, Вы не очень уверены в качестве этого Вашего внутреннего слуха.

      Поэтому считаю Ваше последнее письмо удивительно неправильным и бьющим мимо цели во всех точках.

      Получили на орехи?

      Будьте здоровы и счастливы, моя Раинька. Нежно Вас целую и жду писем.

      Когда Вы точно уезжаете из Ленинграда?

        Ваш И. Д.

        5 июня 1950 г.

      Только успел заклеить конверт письма Вам, как получил Ваше. Рая! Вы ошибаетесь, думая, что Вы меня чем-то рассердили. И не это является средством заставить меня писать. И не в этом дело. Вы хорошо прочитайте письмо, которое получите одновременно с этим.

      Насчет "Клоуна" могу сообщить, что в прошлый понедельник, 29 мая, оперетта была прочитана и проиграна на коллективе театра. Этот показ был очень праздничным и прошел с большим успехом. Я не могу Вам сказать, что мне больше всего нравится в моей музыке "Клоуна". Могу только сказать, что я создал произведение, которое весьма трудно исполнить. Надо обладать очень высокой вокально-музыкальной культурой, чтобы одолеть эту оперетту. Очень мало театров обладают этим свойством. Но я не могу принимать это в соображение и подлаживаться под уровень театров. Передо мной стоят принципиальные задачи развития сов<эетской> оперетты, и я их осуществляю, не думая, есть ли в театрах исполнители тех или иных