страница 15

и благополучны.

        Ваш И.Д.

      .

      Р.S. Дунаевский, о котором Вы читали у Ипполитова-Иванова, это, по-моему, композитор А. Дунаевский, живший в Одессе в начале этого столетия. Известен он как дирижер и автор единственной еврейской оперы "Бар-Кохба". Со мной, кажется, этот Дунаевский ничего родственного не имеет57. Но меня одесситы об этом родстве неоднократно спрашивали.

        Москва, 16 марта 1953 г.

      Давно я Вам не писал, дорогой мой друг! Вскоре после получения Вашего последнего письма я уехал в концертную поездку, из которой вернулся, так и не закончив ее, сразу же после получения известия о болезни И.В. Сталина. Дальше шли тяжелые и мутные дни во взъерошенной Москве, когда ни о чем не хотелось думать и ничего не хотелось делать.

      После кончины Сталина мысль невольно вращается вокруг путей, по которым может пойти в ближайшее время наше искусство, вокруг судеб собственного творчества. Вы, может быть, удивитесь таким мыслям, но приходится думать о себе. Ведь почти тридцать лет продолжалась та эпоха, которую мы называем Сталинской. Тридцать лет - это срок, достаточный для того, чтобы явления, судьбы, так сказать, привычности могли устояться и приобрести характер обстановки, привычной и само собой разумеющейся. Оставляя в стороне всякие неприятности, всякие повороты обществ<эенной> жизни, связанные с искусством, всякие постановления и дискуссии, я все же могу сказать, что если песня удавалась, если оперетта или фильм выходили так, как задумывались, то было место и для творческих радостей и удовлетворенности. Можно сказать, что ,в той или иной степени радость и утверждение жизни были основным признаком Сталинской эпохи в искусстве. В этой радости и утверждении мы все были в той или иной степени певцами Сталинской эпохи. И среди этих певцов мой голос звучал, пожалуй, наиболее звонко и сильно. Здесь поучилось то счастливое и объективное соединение характера эпохи с характером моего субъективного творчества, так развившегося и так обласканного народом именно в течение этой эпохи. Со смертью Сталина эта эпоха формально, во всяком случае, закончилась. Страна, партия будут идти по Сталинскому пути. Это верно и, думаю, что не подлежит сомнению, ибо Сталин оставил превосходное "хозяйство" во всех областях. Вот и думаю я, что огромная дыра, образовавшаяся с уходом из жизни Сталина, не только формально отделяет одну, закончившуюся, эпоху от другой, наступающей, но и надолго изменит все общественное настроение, все общественные краски и отношение к явлениям. Конечно, пройдет немного времени, и жизнь войдет в колею. По-прежнему всякое свершение и всякое достижение в труде и строительстве будет отмечено радостью. По-прежнему людям захочется смеяться, дружить, любить, танцевать, распевать песни. Но мне кажется, что во все поры нашей жизни, наших трудовых и общественных отношений вошла новая сила - сила суровости, сила тревожности, рожденная великими днями скорби. Родились сжатые в эти дни скорби кулаки, родились нахмуренные брови даже у маленьких детей. Мы все будем высекать из этих сжатых кулаков силу. Но процесс этот скорее сопровождается суровостью и замкнутостью, чем радостью. Ибо смерть Сталина несомненно вызывает у каждого вопрос: "Как дальше и что будет дальше?" Несомненно, что смерть Сталина (а за ним и Готвальда) вносит изменения в международную обстановку. Это тревожит людей, обращает их взор к завтрашнему дню.

      В этой сложной обстановке мне и моему творчеству нелегко будет найти свое место. Дай бог, чтобы все это оказалось лишь настроением!.. Вместе с тем я и раньше задумывался над необходимостью "прыжка" в другие формы творчества. Мне кажется, что если это удастся, то это будет верным путем для моего дальнейшего существования.