страница 14

года, раздобыв адрес бывшего ответственного редактора стенгазеты "Советский музыкант" Игоря Васильевича Елисеева, я написал ему письмо. Легко ли было этому человеку подписываться под "Актом", можно судить по его взволнованному ответу, который пришел через короткое время:

      "О моем отношении к музыке И.О. Дунаевского могу сказать, что полюбил ее с юных лет. Воспринимал ее восторженно и мог в 30-е и последующие годы (да и до теперешней старческой поры) проиграть на рояле любую его популярную песню без нот.

      Считаю, что за 70 с лишним лет в советской музыке не появился ни один композитор, равный ему в песенном жанре. Негодую, когда с издевкой говорят о таких его песнях, как "Широка страна моя родная", "Марш энтузиастов" и других подобных, выражавших настрой его души... А сколь чиста и благородна его лирика - вспомните хотя бы "Девичью" из кинофильма "Искатели счастья".

      До обидного мало звучит сейчас музыка этого классика нашего столетия. Теперь царит "рок", играющий роковую роль в эстетической стороне жизни современной молодежи. Но совершенно уверен, даже убежден, что музыка И.О. Дунаевского возродится в концертных программах, придет ее "второе дыхание". Такие ценности не могут остаться в забвении.

      В последний раз мы встретились летом 1955 года, незадолго до его смерти. Я приехал из Горького на совещание по проблемам песенного жанра. Заседания проходили в подвале на Миусской. Исаак Осипович выступил блестяще. В перерыве выходили на улицу курить. Тут мы, бездельничая, просто беседовали о том, о сем. Спутник мой из Горького, сочинявший песни, тут же договорился с И.О. о консультации. На другой день он ее получил, получил и одобрение своих опытов, чем весьма гордился".

      Магнитофонная запись выступления Дунаевского, к сожалению, погибла, ее размагнитил радиотехник, философично сославшись на дефицит ленты. Игорь Васильевич лаконично ответил на мой главный вопрос: "Заметка в стенгазете и "Акт", разумеется, появились по инициативе "со стороны". Исаак Осипович лично знал эту "сторону"". И далее: "Я не знаю Вашего возраста, но думаю, что Вы гораздо моложе меня, раз такой вопрос у Вас возник. Чувствуется, что Вы не вполне представляете условия жизни того времени".

      Увы, представляю, хотя я, очевидно, и моложе автора письма. Что поразило меня тогда и что поражает сегодня, когда перелистываю сборник 1948 года "Совещание деятелей советской музыки в ЦК ВКП(б)"? Нет, не полуграмотные поучения Жданова, стремившегося сбросить на дно тех, кто красиво и гордо держался на плаву. И не истерический вопль одного известного композитора-песенника (В.Захарова), что Восьмая симфония Шостаковича - это "вообще не музыкальное произведение". И не безответственное заявление другого, еще более известного композитора-песенника (В.Соловьева-Седого), что "Вольный ветер" Дунаевского чуть ли не космополитичен. Поражают те, которые обреченно каялись и винились. Правда, достоинство их не покидало - они даже пытались защищать друг друга. И все же...

      И все же Дмитрий Дмитриевич Шостакович говорил, что не забывает о народе, который его "вырастил, воспитал и вспоил", и будет стараться писать для него понятную музыку. И все же Арам Ильич Хачатурян начал свое выступление с того, что "критика, которой подверглась здесь советская музыка, является не только справедливой, но и заставляет каждого из нас еще и еще раз задать себе вопрос: а что ты сделал сам для того, чтобы не было тех, ошибок, которые констатировались сегодня?" И все же Юрий Александрович Шапорин закончил свою речь заявлением, что он "бесконечно взволнован тем вниманием, которое нам оказано партией и правительством, указавшими нам наши недостатки и пути их преодоления". И все же Исаак Осипович Дунаевский