страница 1

    Милая тов. Вытчикова! Я получил Ваше письмо через радиокомитет с некоторым опозданием.

      Мне даже неловко, что Вы так хвалите меня. Неловко и... приятно. Приятно и радостно сознавать, что моя музыка доходит до Вашего сердца. А ведь в этом-то и заключается назначение любого искусства.

      Без участия взволнованного сердца нет в жизни ни осмысленного труда, ни подвига, ни любви, ни дружбы - ничего! Вот только плохо, что моя музыка, как Вы пишете, заставляет Вас откладывать в сторону всё и только слушать да слушать.

      Значит, в числе прочего Вы откладываете и... книги, учебники? Тогда моя музыка становится опасным спутником. Не правда ли? Но я шучу.

      Вы спрашиваете, над чем я работаю. Я заканчиваю новую и очень интересную оперетту, которая пока называется "Летающий клоун"1. Вы ее увидите в конце лета на сцене Московского театра оперетты. Мне очень хочется, чтобы она по музыке была не ниже "Вольного ветра". Но иногда очень мало желания... Посмотрим!

      Эта работа поглощает сейчас все мое время... свободное от бесконечных заседаний и совещаний.

      Ах, если бы их не было, сколько добавочного времени и цельной энергии влилось бы дополнительно в наше творчество!

      Спасибо Вам за все Ваши дружеские пожелания. От души пожелаю Вам в свою очередь счастья и успехов. Хотите, я подарю Вам песни из "Кубанских казаков"?

        С приветом И. Дунаевский.

      Москва, 151, Можайское шоссе, 53/57, кв. 37.

      Исаак Осипович Дунаевский.

        1 июня 1950 г.

      А Вы, милая Людмила, уже, вероятно думали, что подразнил Вас Дунаевский обещанием нотного подарка и... забыл и про свое обещание, и про Людмилу Вытчикову, "простую девушку, приехавшую в Москву учиться". Как видите, ничего подобного нет и, хотя в моем распоряжении, по пословице, осталось еще без малого три года, я значительно ранее выполняю свое обещание. Считайте меня выдающимся стахановцем!

      Серьезно говоря, я был очень занят и часто не мог осуществить своего желания написать Вам. Да и Вам, должно быть, сейчас не до моих писем. Как у Вас проходит экзаменационная страда?

      Признаюсь Вам, что меня очень обрадовало бы Ваше сообщение об успешности Ваших занятий. Люблю радоваться за людей и люблю, когда люди во всем молодцы.

      Прочитал Ваше письмо и очень хвалю Вас за то, что Вы - лирик. Лирики - это великая прослойка человечества. Конечно, лирика имеется в виду наша, творчески-созидательная, романтическая, широкая и человечески-простая.

      Нельзя считать лириком удава, который со вздохом сожаления проглатывает очередного кролика. Я помню, как в 1918 году на Украине у нас дома стояли немцы-оккупанты, приглашенные гетманом Скоропадским бороться с "коммунией". Я помню, что среди этих немцев были лирики, плакавшие от музыки Чайковского. Герр Ангальт и герр Зиблер даже сами играли на скрипке и рояле, услаждая мой слух душещипательными мелодиями в стиле сентиментальной немецкой музыки. Они при этом вздыхали о своих детях и фрау.

      Потом ночью поднимается сдержанная тревога, куда-то наши "квартиранты" исчезают в полном вооружении. Наутро они появляются как ни в чем не бывало и снова принимаются за "лирику". Как потом узнавали, в эту ночь была сожжена деревня за "непослушание" жителей.

      Как Вы знаете, эти "лирические шутки" немцев после 1918 года значительно обогатились, и в 1941-1945 годах под руководством великого "лирика" Гитлера превратились в трагедии Освенцима и Майденека. Вероятно, и там палачи играли по вечерам лирические мелодии.

      Как видите, лирика лирике рознь! Наша лирика - во всей нашей великой классической литературе, живописи, музыке и зодчестве; наша лирика - в трудовых подвигах простых советских людей, в их дерзновенных мечтаниях и свершениях. И разве не лирики Ленин, Дзержинский,