страница 11

его "Веску на Одере",я не могу понять, куда же он задевал своих героев с их чувствами? И если это называется роман, то где же писатель-романист? Я с увлечением читаю о великих военных подвигах действующих лиц, но с отвращением слежу за примитивной любовной чепухой, в которой нет не только сколько-нибудь интересных чувств, но и интересных слов. Мало того, автор вообще куда-то забрасывает вон главных действующих лиц с их личными судьбами, и Вы закрываете книгу с полным и гнетущим недоумением. А затем с таким же недоумением смотрите надпись, что этот "роман" удостоен Сталинской премии. Так какие же Толстые у нас могут народиться?

      Казакевич прекрасно знает военный быт, военный труд. Видно, что он сам исходил достаточно дорогами войны. И это большое достоинство "романа". Но он совершенно не знает дорог любви с их сложными тропинками. Что же удивительного, что наша молодежь, читая подобную литературу, стремится быть такими, как эти герои в военных подвигах, но любви учится не у них, а в лучшем случае у классических писателей с их совершенно неподходящими типами и образцами для нынешнего времени и общественных отношений? Самое скверное, что искусству чувств наша молодежь вообще ни у кого не учится, заменяя это трудное искусство всякими вульгарными упрощениями и любовным "нигилизмом". Что дала литература в этом отношении? Нуль! Неужели наши писатели ждут инструкций? Очевидно! Тогда грош им цена! Они не инженеры душ, а приказчики.

      Где-то в одном из Ваших писем проскользнула мысль, что достаточно того, что литература наша воспитывает желание быть похожими на Корчагина, Кошевого, Чайкину и т.д. Нет! Это много, но недостаточно! Ибо, не касаясь вопроса о природе индивидуального героизма, надо сказать, что военные катастрофы не всегда бывают, а вот жить, творить духовно и материально в обществе человек всегда обязан. Тут и вопросы быта, культуры, семьи, брака, любви, труда, творчества, вдохновения и многого другого. И жизнь рождается все-таки от любви! Этого никогда не надо забывать, как не надо забывать, что, к счастью, человек сравнительно мало живет с винтовкой на плече и что не так уж часто бывает вражеская оккупация!

      Вот в силу чего мои "особые" взгляды вынуждают меня считать нашу литературу однобокой, лишенной подлинного знания людей с их сложным, разнообразным внутренним миром. В нашей литературе действуют преимущественно истуканы, о чувствах которые нам даже не дают догадываться (исключения есть, но очень, очень мало).

      Вот почему я предпочитаю хороший очерк или научно-популярную книгу. Вот почему я с удовольствием читал "Подпольный обком действует" Федорова,3 потому что это не роман, но это подлинная жизнь, где нет описаний любви, но зато есть великолепные зарисовки героической партизанской жизни без прикрас и, что называется, "глядя правде в глаза".

      Я пока заканчиваю это письмо и желаю Вам всяческих благ и успехов.

      С искренним и сердечным приветом

        Ваш И.Д.

      8.IX. Прождал напрасно Вашего звонка и отправляю письмо по адресу института.

      Дорогая Людмила! Я получил Ваше последнее письмо и хочу уплатить Вам долг свой, выражающийся в ответе на Ваши музыкальные вопросы.

      Прежде всего хочу Вам сказать одно общее соображение: вершину горы нельзя видеть с подножья . Только удалившись от нее, Вы можете все лучше и яснее видеть вершину. Многое, чем мы сейчас восхищаемся в искусстве прошлого, для того времени было не так заметно. Явления искусства часто оцениваются потомками лучше, чем современниками. Конечно, при жизни своей и Чайковский, и Глазунов, и Р<эимский>-Корсаков, и многие другие корифеи музыки пользовались большим признанием и уважением. Это не мешало, однако, их противникам резко критиковать отдельные произведения