страница 29

в которой происходит действие. Я дополняю этим текст, то есть самую песню, придаю ей осязаемое впечатление, заставляю слушателя не только слушать, но и видеть.

      Людочка! Когда Вы возвращаетесь в Москву? Напишите мне обязательно и скоро. Я жду Вашего письма и обещаю Вам никогда больше не вызывать Ваших подозрений в отношении моих чувств к Вам.

      Очень сердечно Вас приветствую, если позволите, целую Вас нежно и желаю Вам хорошенько отдохнуть.

        И.Д.

        10 декабря 1952 г.

      Дорогая Людмила! В ноябре только несколько дней (от 4-го до 12-го) был в Москве. Остальное время ездил со своими концертами в Одессу, Ленинград и Ригу. При личном свидании расскажу Вам подробности моего очень, очень большого успеха, который, правда, стоит и большого напряжения физических и нравственных сил. Поэтому по приезде в Москву мне пришлось усиленно "приходить в себя" после грандиозной и чрезвычайно волнующей встряски.

      Вы на меня опять обижаетесь и опять не пишете мне, хотя я Вас всегда уверял, что моё молчание никогда не должно Вами истолковываться как равнодушие к нашему знакомству и нашей дружеской переписке.

      Приеду я к Вам как-нибудь обязательно. А с творческой встречей на Вашем факультете вышло так, что 6-го декабря, то есть дата, запрошенная Вашим профкомом или культсектором, была уже у меня занята Институтом им. Сурикова, где учится мой сын. Я вообще выступаю не часто и не очень охотно, но если просите Вы, я с величайшим удовольствием выступлю на Вашем факультете. 17-го я уеду на неделю в Воронеж, где объявлены мои три симфонических концерта, и, когда я вернусь в Москву 23-24-го, то могу выступить между этим числом и примерно 29-м. В январе дело обстоять будет сложнее, так как собираюсь уехать работать в Старую Рузу. Но в январе не исключена возможность выступления, так как, во-первых, я ещё точно не решил свою поездку в Рузу, а во-вторых, я могу из Рузы всегда приехать. Мне очень хочется, чтобы Вы послушали меня. У меня есть кое-что новое. Да и вообще эти творческие встречи у меня проходят очень интересно и успешно.

      Вы кончаете письмо нижеследующими строками: "Больше ничего не пишу, так как не знаю Вашего настроения, времени". Очень неверные строки. Когда хотят писать, не надо знать моих настроений, а тем более времени. Ваши письма читаются немедленно и никогда не лежат на столе нераспечатанными, если я дома. Что касается настроения, то вообще Вы не можете никогда знать, какое будет у меня настроение, когда я буду распечатывать Ваше письмо. Но важно не настроение, а отношение. А оно всегда самое хорошее и самое радостно-пытливое ко всему тому, что Вы пишете, о чём и как думаете. Сколько же раз я буду Вам "вдалбливать" эту совершенно очевидную для меня истину?!

      Вы - очень упрямы. Почему же я не спрашиваю о Ваших настроениях, когда пишу Вам? А может быть, Вы сейчас разорвёте моё письмо и ответите мне: "Милостивый государь, Вы столь неаккуратны в своей переписке, что я больше не желаю вас затруднять ею". А?

      А вот что у вас исправилось настроение, что "в конце концов, не так уж плохо вокруг, если уметь видеть",-это меня радует. Только, если не секрет, скажите, что помогло Вам научиться лучше видеть это "вокруг"?

      Очень сердечно и искренне приветствую Вас и очень хочу Вас видеть.

        И. Д.

        16 декабря 1952 г.

      Людмила моя дорогая! Так начиналась песенка из моей старой оперетты, ныне забытой - "Ножи". И когда я Вам пишу, то всегда мурлыкаю про себя:

      Вальс.

     

      Завтра я уезжаю на три концерта в Воронеж, приеду 24-го и пишу Вам теперь, чтобы Вы не обижались больше на мои "паузы".

      Творческая встреча в феврале вряд ли может состояться, так как в феврале я уеду в Харьков, Днепропетровск и Ростов.

      Я хочу Вам предложить